О значении диалектической философии для Пруссии и Германии
(о состоянии Пруссии в начале XIX в. и о значении философии Гегеля для нее и Германии в целом).
- 12.12.10 г. -
К.Маркс и Ф.Энгельс в п. «А. Политический либерализм» своего известного труда «Немецкая идеология», который был написан в 1845–1846 гг., остановились, как они написали, на некоторых моментах «истории немецкой буржуазии», начиная с французской революции. На основе их работы можно идентифицировать времена, которые условно можно назвать «временами кантовской философии» – до времен «господства Наполеона» (1807–1812), и «временами гегелевской философии» (условно – до написания труда «Немецкая идеология»), хотя важны, конечно же, не эти условные наименования, а историческая суть и качественные изменения во «времена гегелевской философии».
Философия Гегеля превозмогла тяжелые времена, когда было засилье иноземной идеологии, когда страна даже теряла земли, когда государство не способно было решить экономические и институциональные проблемы, когда был диктат аристократии и юнкерства («силовиков») и др. И он создал философию, которая не только, по словам Энгельса, имела огромное влияние на духовное развитие нации, но и позволила его стране приобрести свой дух, создать экономику, развиться, восстановить и расширить земли и стать сильной державой.
Однако философия Гегеля не была возведена в ранг национальной доктрины. А последующее забвение своей великой национальной философии привело Германию к краху (к втягиванию и поражению в мировых войнах), и потом эта страна так уже и не смогла играть первые роли на цивилизационной арене; эти факты интересны и важны и сами по себе, но о них позже.
А. Вот как К.Маркс и Ф.Энгельс описывают времена до «господства Наполеона» [Карл М. Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т. 3. С. 182-184; выделение слов жирным шрифтом наше.]: «состояние Германии в конце прошлого века (XVIII в. – ПРИМ.) полностью отражается в кантовской «Критике практического разума». В то время как французская буржуазия … завоевала европейский континент, в то время как … английская буржуазия революционировала промышленность и подчинила себе Индию политически, а весь остальной мир коммерчески, – в то время бессильные немецкие бюргеры дошли только до «доброй воли». Кант успокоился на одной лишь «доброй воле», даже если она остается совершенно безрезультатной, и перенес осуществление этой доброй воли, гармонию между ней и потребностями и влечениями индивидов, в потусторонний мир. Эта добрая воля Канта вполне соответствует бессилию, придавленности и убожеству немецких бюргеров, мелочные интересы которых никогда не были способны развиться до общих, национальных интересов класса и которые поэтому постоянно эксплуатировались буржуазией всех остальных наций. Этим мелочным интересам соответствовала, с одной стороны, действительная местная и провинциальная ограниченность немецких бюргеров, а с другой – их космополитическое чванство… остались либо имперские мелкие князьки, которые постепенно добыли себе некоторую независимость и подражали абсолютной монархии в крошечном и захолустном масштабе, либо мелкие помещики, которые, спустив свои последние крохи при маленьких дворах, жили затем на доходы от маленьких должностей… земледелие велось способом, которые не был ни парцелляцией, ни крупным производством… полотняная мануфактура, т.е. промышленность, имевшая своей основой самопрялку и ручной ткацкий станок, приобрела в Германии некоторое значение как раз к тому времени, когда в Англии эти неуклюжие инструменты уже вытеснялись машинами». Голландия отрезала Германию «от мировой торговли и стала с тех пор господствовать над всей немецкой торговлей… буржуазия маленькой Голландии с ее развитыми классовыми интересами, была могущественнее, чем гораздо более многочисленные немецкие бюргеры с характерным для них отсутствием общих интересов и с их раздробленными мелочными интересами… Откуда могла взяться политическая концентрация в стране, в которой отсутствовали все экономические условия этой концентрации… Неизбежным следствием было то, что в эпоху абсолютной монархии, проявившейся здесь в самой уродливой, полупатриархальной форме, та особая область, которой в силу разделения труда досталось управление публичными интересами, приобрела чрезмерную независимость, еще более усилившуюся в современной бюрократии. Государство конституировалось, таким образом, в мнимо самостоятельную силу... Этим положением государства объясняется… мнимая независимость немецких теоретиков от бюргеров... Характерную форму, которую принял в Германии... французский либерализм, мы находим опять-таки у Канта… Кант отделил это теоретическое выражение от выраженных в нем интересов, превратил материально мотивированные определения воли французской буржуазии в чистые самоопределения «свободной воли», воли в себе и для себя, человеческой воли, и сделал из нее, таким образом, чисто идеологические определения понятий и моральные постулаты. Немецкие мелкие буржуа отшатнулись, поэтому, в ужасе от практики этого энергичного буржуазного либерализма, лишь только он проявился как в господстве террора, так и в бесстыдной буржуазной наживе».
Следует отдельно выделить наиболее важные положения.
Начнем с того, что К.Маркс и Ф.Энгельс определили, что во времена, начиная с французской революции и до «господства Наполеона», состояние Германии «отражается в кантовской "Критике практического разума"», что и дало основание для того, чтобы первый из обозначенных выше периодов условно назвать «временами кантовской философии». Однако замечания К.Маркса и Ф.Энгельса имеют весьма существенные концептуальные и идейные значения, причем не только для характеристики первого периода.
Дело, во-первых, в указанной К.Марксом и Ф.Энгельсом «доброй воле», которая, действительно, отражает национальную пассивность и отход от осмысления общественного развития в сторону индивидуальных мелочных мотивов, но не Кантом, а немецкой научной мыслью того времени, она была в застое, была наполнена демагогией. Таким образом, тут, скорее, вопрос в обозначении насущной проблемы, что немаловажно.
Во-вторых, именно Кант, до К.Маркса и Ф.Энгельса, впервые обозначил проблему бессилия, придавленности и убожества национальных капиталистов, если они не объединены идеей национального масштаба, которая, правда, в силу негативности капитализма, может принимать и искаженный вид. Но без сплочения разрозненных капиталистов в смысле общего решения вопросов национального развития, как бы, на первый взгляд, они богаты бы не были, их будут «постоянно эксплуатировать буржуа всех остальных наций». При этом также следует учитывать, что богатство буржуа это не богатство нации, не благосостояние народа, без которого не будет надлежащего уровня производительных сил, мощи национального капитала, поэтому «буржуазия маленькой Голландии с ее развитыми классовыми интересами, была могущественнее, чем гораздо более многочисленные немецкие бюргеры».
В-третьих, Кант, конечно же, не переносил осуществление «доброй воли», «гармонию между ней и потребностями и влечениями индивидов» в потусторонний мир, это К.Маркс и Ф.Энгельс написали по идеологическим соображениям. Кант показал слабость позитивной истинно общественной воли – «доброй воли» – при капитализме.
В-четвертых, именно философия Канта наглядно продемонстрировала то, что самовлюбленная власть, юнкера («силовики») и буржуа, к тому же когда они гнались только за решением своих частных проблем, не способны были решить проблемы страны, они даже не понимали роль наук, теории при осмыслении ситуации и поиске путей решения национальных проблем, поэтому и обречены были на то, чтобы «постоянно эксплуатироваться буржуазией всех остальных наций» и, в конечном счете, быть раздавленными Наполеоном.
В-пятых, именно Кант обозначил проблемы и дал первичный анализ сути общественной ситуации, которая определенным образом выразилось в его категорическом императиве, но которая противоречит утверждению Кантом человеческой свободы как высшей ценности и, вместе с тем, ведет к пониманию противоречивости капитализма, а вот в каком виде (например, обобществления производства и частной формы присвоения или другом) – это уже вопросы конкретного предмета исследований.
Так что, можно сделать вывод, у К.Маркса и Ф.Энгельса взяты важные, но частные случаи философии Канта.
Но на основе философии Канта можно проводить и более глубокие исследования капитализма, чем только политэкономические (тем более политологические, социологические), что и осуществляется в социальной философии Новейшей философии.
Кстати, и императив Канта в философских науках понят как-то односторонне, а вот его полное исследование и с учетом замечаний Гегеля дает весьма интересные результаты, но это – отдельный вопрос...
И хотя К.Маркс и Ф.Энгельс упомянули кантовскую философию в требуемом им ракурсе, все же она наглядно высветила наличие конкретных социальных противоречий и проблем монархического общества со слабо развивающимся капитализмом («в то время как французская буржуазия … завоевала европейский континент, в то время как … английская буржуазия революционировала промышленность и подчинила себе Индию политически, а весь остальной мир коммерчески…»), что, собственно, и требуется от великой философии. А вот уже некоторые соответствующие социальным проблемам факты К.Маркс и Ф.Энгельс указали конкретно, из которых упомянем следующие.
Во-первых, отсталое малоэффективное земледелие и крайне слабая обрабатывающая и производящая промышленность.
Во-вторых, бессилие национальных капиталистов, их мелочность, их раздробленность, их неспособность к решительным мерам ни на мировой арене, ни по подъему экономики собственной страны, невозможность противостоять на мировой арене западному капиталу вплоть до того, что страна лишалась земель.
В-третьих, «космополитическое чванство» национальных капиталистов, и при этом подражание «абсолютной монархии в крошечном и захолустном масштабе»: красиво жить не запретишь; но ведь хоть что-то при этом собою лично надо представлять, а не эксплуатироваться «буржуазией всех остальных наций».
В-четвертых, отсутствие политической концентрации в стране, даже сколько-нибудь развитой политической системы, одной из причин чего было отсутствие экономического базиса.
В-пятых, абсолютизация монархии, но в самой уродливой, полупатриархальной форме, и государство конституировалось в мнимо самостоятельную силу.
В-шестых, развитие «современной бюрократии».
В-седьмых, мнимая независимость немецких теоретиков от бюргеров – слабость общественных наук, мнящих себя науками, независимыми, серьезными науками. Поэтому, в частности, общественные науки не могли понять национальную ситуацию и даже определившимся воззрениям французской буржуазии дали отвлеченные определения, а не понятия объективно развивающегося общества, что, с другой стороны, манифестировала великая философия Канта. Но национальные науки, завидуя, игнорирующие философию Канта, создали вокруг нее, а вместе с тем и в обществе теоретический вакуум, так что именно им К.Маркс и Ф.Энгельс справедливо выставили претензии. Науки занимались болтовней, а не делом.
В-восьмых, чуждые национальным принципам западные идеи проникали и захватывали общество, и «немецкие мелкие буржуа отшатнулись, поэтому, в ужасе от практики этого энергичного буржуазного либерализма, лишь только он проявился как в господстве террора, так и в бесстыдной буржуазной наживе».
Единственно, что К.Маркс и Ф.Энгельс не упомянули, так это то, что в те времена в Пруссии господствующей силой было юнкерство («силовики»), что значительно влияло на политический и, соответственно, на общественный уклады.
А с избавлением от Наполеона времена кантовской «Критики практического разума» завершились как в прямом, так и в переносном смысле.
Б. Времена развития и преобладания философии Гегеля – это времена избавления от иностранных идеологии и экономического гнета и от разрухи.
К.Маркс в своем труде «К критике гегелевской философии права» а) признал, главное, то, что в «Философии права» даны анализ и отрицание форм немецкого политического и правового сознания, существовавших до времен философии Гегеля, и б) дал обширный анализ существа и влияния гегелевской философии права на развитие нации и все ее хозяйствование. А в «Немецкой идеологии» К.Маркс и Ф.Энгельс, как бы они не уходили от обсуждения заслуг философии Гегеля, все же сказали о том, что она изменила либерализм (придала либерализму «заоблачный вид»), т.е. тот самый «энергичный буржуазный либерализм», от которого «немецкие мелкие буржуа отшатнулись» в ужасе.
И хотя К.Маркс и Ф.Энгельс никогда не упоминали о влиянии философии Гегеля на экономику, все же следует признать, что философские основы теории экономического развития разработаны Гегелем. Это так. Например, абстрактный труд и следование из этого конкретной формы его реализации – конкретного труда – были определены именно Гегелем в «Системе потребностей» его труда «Философия права». Именно Гегель первым показал то, что рабочий продает свою рабочую силу, а не труд. Да и многие из законов, указанных в трудах Маркса, были обозначены Гегелем, например, «Чем больше капитал, тем больше расширяются с его помощью предприятия, и тем меньшей прибылью может удовлетворяться владелец капитала», или «При росте бедности капиталист находит много людей, согласных работать за ничтожное вознаграждение; тем самым его прибыль растет, а это ведет к тому, что те, кто владеет меньшим капиталом, пополняют ряды бедняков. (Вопрос лишь в том, как справиться с бедностью.)» [Гегель Г.В.Ф. Философия права. М., 1990. С. 456].
Недаром Т. Рокмор так написал: «Гегель жил и творил после Промышленной революции и прекрасно знал о ней. В «Философии права» он намечает в общих чертах историческую концепцию современного индустриального общества, включая его экономические основания в знаменитой «Системе потребностей» (п. 189–206)» [Рокмор Т. Об открытии Маркса после марксизма // Вопросы философии. 2000. № 4. С. 34].
В смысле гносеологии можно сказать и так: монархия, пребывавшая в увещеваниях наук, оставалась в полупатриархальной форме и не могла вытащить производительные силы из убогого состояния, а вот при превалировании диалектической философии произошел значительный экономический прорыв.
Необходимо сказать и о том, что не менее важной для развития немецкого духа является работа Гегеля «Философия истории», в которой германский мир венчает развитие всемирной истории (не стоит, видимо, отдельно объяснять, что историческая самоидентификация нации имеет колоссальное, если не первостепенное, значение для ее развития, а вот утеря исторических корней и искажение собственной истории весьма опасно для любой нации).
Недаром Ф. Энгельс написал, что гегелевская философия «…имела огромное влияние на духовное развитие нации» [Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т. 21. С. 281].
Добавим, что в своей речи 22 октября 1818 г. Гегель после слов о национальной борьбе за душевную свободу и за уничтожение чужой бездушной тирании, о борьбе, охарактеризованной как «дело нравственной мощи духа», который сделал «свое чувство силой действительности»* [Гегель Г.В.Ф. Соч. Т. 1. С. 13], великий мыслитель указал на то, что необходимо «работать над философским развитием той существенной основы, которая проявилась с новой свежестью и новой силой в недавнее время» [Там же. С. 13], в частности, говоря современным языком, необходимо было создавать и воплощать теорию модернизации страны без оглядки на иностранные замечания и не шарахаться в решениях поверхностных задач.
В целом историк Дж.Х.Стирлинг так определил значение философии Гегеля для Пруссии: «Разве не Гегелю и, в особенности, его философии этики и политики обязана Пруссия своим могуществом и организацией, которую она быстро развивает в настоящее время. Разве не суровый Гегель находится в центре организации, которая, посовещавшись с невидимым мозгом, наносит молниеносный удар своей тяжелой рукой? И если речь заходит о ценности этой организации, то для многих она станет более ощутимой, если я укажу, что в то время как в конституционной Англии обладатели преимущественных прав и правительственных облигаций разоряются господствующей коммерческой безнравственностью, то простые собственники акций прусских железных дорог могут рассчитывать на гарантированный средний доход 8,33%. Вот уж, воистину, аргумент в пользу Гегеля!» (цит. по Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 2. С. 43–44).
И наконец «немецкие бюргеры стали, особенно с 1840 г., подумывать о том, как обеспечить эти (экономические. – ПРИМ.) общие интересы; они сделались националистами и либералами и стали требовать покровительственных пошлин и конституций» [Карл М. Энгельс Ф. Соч. - 2-е изд. - Т. 3. С. 185]. А вот вопросы теории социально-экономического развития Пруссии и, затем, Германии в целом после Гегеля уже не развивались...
Итак, Гегель создал философию, которая не только, по словам Энгельса, имела огромное влияние на духовное развитие нации, но и создала теоретические основы социально-экономического развития и позволила его стране преодолеть негативы XVIII в., развиться, восстановить и расширить свои земли и стать одной из ведущих мировых держав. Таково значение диалектической философии для Пруссии.
Однако философия Гегеля не была возведена в ранг национальной доктрины. Да и существенная основа, которая проявилась с новой свежестью и новой силой во времена расцвета гегелевской философии, не была развита завистливыми учеными, была забыта. А последующее забвение своей великой национальной философии вообще привело Германию к краху (к втягиванию и поражению в мировых войнах), и потом эта страна так уже и не могла играть первые роли на цивилизационной арене.
* Интересно то, что Маркс при критике гегелевских трудов постоянно пытается, если перефразировать его же слова из труда «К критике гегелевской философии права», заменить объективное существо вопроса определенной (своей) идеей политического строя (в первую очередь, обосновывалась идея диктатуры пролетариата), а не поставить, как Гегель, политический строй в отношение к идее развития, тем самым, выдвигая саму идею разумного развития на первый план.
См. «О философии Гегеля», «Капитализма диалектика и негативы по Гегелю»,
«Жуть капитализма»,
«Диалектическая философия и науки»,
«Современная диалектическая философия», «Современная политическая экономия»,
«Индустриальное социальное общество»
[«Категорический императив Канта», «Значение диалектической философии»,
«Анализ всемирной истории, политической философии и философии права Гегеля, их влияния на развитие Пруссии и их диалектики в контексте развития вообще государственности и конкретно взятой страны»].